ФЕНОМЕН ЮРОДСТВА В ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА

Клочан А.Н. Феномен юродства в литературе XIX века // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. – 2017. – №7. – С. 69-72

А.Н. Клочан, студент

Кубанский государственный университет

(Россия, г. Краснодар)

Аннотация. В данной статье анализируется феномен юродства в социально-исторической перспективе, обозначены основные параметры образа юродивого в русской литературе XIX века, выявлены основные тенденции функционирования данного образа и его модификации. В своей работе мы обращались к трудам русских религиозных мыслителей, литературоведов и философов. В статье делается акцент на то, что образ юродивого неоднороден, но все его вариации имеют общую доминанту.

Ключевые слова: юродство, образ, русская литература, литература XIX века, образ юродивого.

В последнее время в России актуализируется идея сохранения духовной самобытности и возвращения к национальным истокам.

В связи с этим неслучаен интерес к феномену юродства, воспринимаемому в отечественной культуре как способ воплощения особенностей народного героя и построения духовно-нравственного идеала.

Литературное осмысление феномена юродства началось только в XIX веке, до этого времени еще силен был авторитет Церкви, поэтому представить почитаемый тип юродивого в неканоническом, а эстетически сформированном варианте было сложно.

Авторы стали использовать образ юродивого в светской литературе, где он приобрел новые функции, которые определялись художественными задачами произведения. Стоит отметить неоднородный характер этого образа: одни юродивые герои олицетворяли собой мудрость, другие – кротость и отстраненность от бренного мира, третьи – позаимствовали внешний облик и поведение близкое к шутовскому.

Одним из первых к образу юродивого обращался А.С. Пушкин в трагедии «Борис Годунов», а уже большее внимание этому типу героя уделяли в конце XIX – начала XX века Н.С. Лесков в «Очарованном страннике» и др. Причин интереса к подобному герою можно выделить несколько, но главная – поиск национальной идеи, народного героя в переходную эпоху.

Обращение к теме юродства сохраняет тот же уровень частотности к середине XIX века. Одновременно отношение этому явлению в русской культуре начинает меняться: оно уже не воспринимается только с точки зрения подвижничества, понятийные границы расширяются за счёт его обмирщения, все чаще юродство рассматривается как психологическая категория. Также появляются образы, изображающие юродство как изжившее себя, потерявшее истинное предназначение, превратившееся в лжеюродство, банальное нищенство и шарлатанство. Одновременно с этим зарождается и крепнет скрытая идея, по которой юродивый – воплощение русского национального героя. Если жития и литература XVIII века изображала сам факт юродства, то авторы второй половины века XIX пытаются проникнуть в мотивы этого явления, осмыслить его эстетически и философски.

Толстой Л.Н. одним из первых в литературе описал более светский по сравнению с житийным образцом тип юродивого. В автобиографической повести «Детство» выведен образ юродивого-странника Гришки, живущего в их семье. Он ходит босой, с веригами на теле, речь его также неясна в полной мере для обывателя, пророчества сбываются. Но, вместе с тем, он живет в богатой семье на правах странника, взаимодействует с ее членами, не творит «буйств», по крайней мере, в пределах повествования. Также впервые показано не благоговение и страх перед этим явлением со стороны окружающих, а подшучивание и формальный подход. Так, отец семейства, рассуждая о юродивых, шутливо высказывает свое мнение о том, что их необходимо сажать в полицию, чтобы они расстраивали нервы девушек.

Целую галерею образов, близких к юродству, представляет перед читателем Ф.М. Достоевский. Как точно заметила Н. Сараскина, юродство в творчестве Достоевского – «экстраординарное состояние духа человека, дерзающего сказать то, о чем другие молчат» [1, с. 140].

Сама поэтика Достоевского располагает к формированию образов подобного типа. Возможно, это связано с принципом полифонии, о котором писал М. Бахтин. Внутренний монолог двуголосен: в мысли героя вмешиваются чьи-то чуждые. Некоторые исследователи говорят о так называемом «юродивом слове» в творчестве Достоевского, особенность его в том, что оно предчувствует мысли и слова собеседника.

Как уже отмечалось ранее, юродивый онтологически свят, его поведенческая инаковость является восходящей к спасительной чужеродности этому миру Иисуса Христа. Для Федора Михайловича фигура Христа является и ключевой в жизни, и основным художественным регулятивом, поэтому обращение к образам юродивых следует понимать как отсылку к идее искупительного страдания Спасителя.

В этом плане показательны образы князя Мышкина и Алеши Карамазова, имеющие и мировоззренческие, и поведенческие пересечения с типом юродивого. Однако стоит уточнить, что это не юродство в каноническом смысле, а переработанные автором «обмирщенные» образы. Их объединяет еще один общий мотив, свойственный юродству – трагически безуспешная попытка излечения душ (он же появится позже и в образе Иешуа у Булгакова).

В творчестве Достоевского достаточно много героев, чье поведение и образ мыслей соприкасаются с юродством. Так Федор Павлович Карамазов называет себя шутом и юродивым, употребляя эти понятия в качестве синонимов. Подобная формулировка неоднократно повторяется в тексте, превращаясь в доминантную характеристику, через которую интерпретируется этот образ. Старец Зосима близок к юродству в даре прорицания и желании «врачевать души» грешников, он также неоднократно называется юродивым, но, если Федор Павлович соотносится с юродивым через шутовское поведение, то старец Зосима своим духовным складом, близостью к божественному и праведничеством. Вообще в «Братьях Карамазовых» достаточно часто упоминается понятие «юродивый», пускай и не всегда в первоначальном значении. Роман изобилует образами, внутренне или внешне соотносящимися с образом юродивого, имеющими его черты.

Блаженный Семён Яковлевич из «Бесов» – герой неоднозначный: с одной стороны, он живет в достатке, его опекают богатые люди, что необычно для юродивого. Достоевский «списал» его образ с Ивана Яковлевича Корейши, почитаемого, но неканонизированного юродивого, что видно в иронической «подаче» этого персонажа. С другой стороны, в его жестах и поведении часто кроется скрытый провидческий смысл. Так, даже очередность угощения Семеном Яковлевичем гостей чаем трактуется остальными героями как предсказание.

Есть в творчестве Достоевского образы юродивых, чьи художественные характеристики не противоречат канону. К этой категории можно отнести образ матери Смердякова − Лизаветы Смердящей. Стоит отметить, однако, некоторое несоответствие, так как юродивый всегда принципиально один, ему чужды человеческие отношения, но у Лизаветы рождается ребенок. С этим связан интересный мотив – рождения юродивой «демонического» дитя. Вспомним образ Смердякова с его сладострастной жестокостью и дьявольской проницательностью.

В романе «Преступление и наказание» неявно представлены феномен юродства, лишь некоторые черты персонажей можно рассматривать с этой точки зрения. В этом плане показателен диалог Раскольникова и Сони над Евангелием. Когда Родион узнает о близких отношениях Сони и убитой им Лизаветы, он сокрушается о том, что обе они «юродивые». В данном контексте это, скорее всего, значит «блаженные», наделенные благодатью, принадлежащие не этому грешному миру, как он, а другому, где его теория априори не состоятельна.

В рассказе Г.И. Успенского «Парамон юродивый», исходя из названия, должен присутствовать образ юрода, однако при детальном рассмотрении главный герой оказывается не совсем таким, каким его репрезентирует автор в заглавии. В рассказе повествователь вспоминает историю из своего детства, когда у них во дворе жил странник Парамон на правах «домашнего святого». Сюжетно жизнь Парамона напоминает выдержки из житий святых: «Повинуясь гласу и видению, оставил дом, жену, двух детей и ушел спасать свою душу» [2, с. 36]. Подобно христианским аскетам он истязал себя веригами, железными оковами и чугунной шапкой, подражая таким образом Христу: «Язвы господа моего ношу на теле моем» [3, с. 36].

Но в отличие от юродивого, он не совершал алогичных поступков, несущих в себе потаенный смысл, призывающий к избавлению от грехов. Странность его поведения заключалась лишь в способах молитвы и речи, повествователь делает акцент на том, что эти особенности обусловлены мужицким происхождением, а не являются следствием печати юродства.

В тексте звучит мысль о том, что Парамон пытается спасти свою душу, к тому же своим примером вдохновляет и семью, в которой живет, это и приближает его к образу юродивого: «Никогда наша семья и мы не чувствовали такой близкой связи нас всех с высоким небом» [3, с. 36].

Для М.Е. Салтыкова-Щедрина образы юродивых – составная часть мира, рассматриваемого через призму сатиры, поэтому и они представлены в гротескном виде.

Все названные выше авторы использовали образ юродивого не только, чтобы осветить религиозное подвижничество, но и с целью показать культурное пространство России. Литература показывает реальную жизнь со всеми ее радостями и проблемами, поэтому в оппозицию образу юродивого появляется лжеюродивый. Как уже отмечалось, юродство начинает мыслиться как национальная черта, этим объясняется такое широкий охват образов коррелирующих с юродивым: от Федора Павловича Карамазова до старца Зосимы.

Таким образом, в XIX веке начинается постепенная десакрализация, вследствие чего образ юродивого меняется, из-за обмирщения границы понятия расширяются. Также появляются образы, например, лжеюродивых, показывающие юродство как потерявшее первоначальное предназначение явление. Но вместе с тем, зарождается идея о том, что юродивый – воплощение русского национального героя. Важная особенность литературы этого периода – желание понять психологию юродивого, представить его рефлексирующим героем, что, естественно, было чуждо до литературы ранних периодов.

Библиографический список

1. Сараскина, Л.И. «Бесы»: роман-предупреждение. – М.: Советский писатель, 1990. – 140 с.

2. Лотман, Ю.М. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси / Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский // Вопросы литературы. – 1977. – №3. – С. 148-167.

3. Успенский, Г.И. Нравы Растеряевой улицы. Рассказы. – М.: Художественная литература, 1981. – 254 с.

THE PHENOMENON OF THE FOOLISHNESS IN THE LITERATURE

OF XIX CENTURY

A.N. Klochan, student

Kuban state university

(Russia, Krasnodar)

Abstract. This article analyzes the phenomenon of foolhood in the socio-historical perspective, the main parameters of the image of the holy fool in the n literature of the XIX century, identified the major trend of image operation and its modifications. In our work we turned to the works of Russian religious thinkers, literary critics and philosophers. The article focuses on the fact that the image of the holy fool is not uniform, but all its variations have a common dominant.

Keywords: foolishness, character, Russian literature, literature of the XIX century, the image of the holy fool.