Клочан А.Н. Анализ концепта «грех» в русской языковой картине мира на материале художественной литературы // Международный журнал социальных и гуманитарных наук. – 2016. – Т. 6. №1. – С. 160-167.
АНАЛИЗ КОНЦЕПТА «ГРЕХ» В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА НА МАТЕРИАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
А.Н. Клочан, студент
Кубанский государственный университет
(Россия, г. Краснодар)
Аннотация. В данной статье мы проанализировали концепт «грех» и выявляли основные тенденции его функционирования. Материалом для исследования послужила русская художественная литература разных периодов: от эпохи классицизма до постмодерна. Главная тенденция, присущая концепту «грех» – «секуляризация концепта», характеризующаяся изменением лексического значения слова или его коннотации, выводящая на первый план внерелигиозные компоненты смысла.
Ключевые слова: концепт, грех, языковая картина мира, тенденции языка, секуляризация.
Понятие «грех» входит в число ключевых идей многих культур, в том числе и русской. Православное вероучение, составляющее каркас русской языковой картины мира, основывается на новозаветном понимании греха, границы которого четко не определены.
Проведенный анализ позволяет говорить о том, что в русской народной религиозности существуют неправославные пласты, переплетенные с верой, то есть т.н. «народное христианство», нашедшее отражение в русском языке, например: «Кто без греха?», «Все не без греха» (у всех есть недостатки, слабости, ошибки). Из-за переосмысления греха, изначально в бытовом дискурсе, как чего-то сущего меняется и принадлежность к лексико-грамматическому разряду.
В светском, обыденном понимании грех человеческая слабость. Дериваты слова часто приобретают ироничный, шутливый оттенок, формально это выражено уменьшительно-ласкательными суффиксами. Также дериваты обладают измененной коннотацией.
Далее проанализируем особенности употребления концепта «грех» на конкретных примерах из русской художественной литературы.
Начнем с того, что в сознании русского человека понятие «грех» неоднородно. Есть грехи «более тяжкие» и «менее тяжкие». Так в произведении А.С. Пушкина «Анджело» главный герой так говорит о предательстве:
Простить? что в мире хуже
Столь гнусного греха? убийство легче.
На что Изабела ему отвечает: «Да, Так судят в небесах, но на земле когда?».
Из этого мы можем сделать вывод, что для религиозного сознания предательство – высший грех (вспомнить хотя бы дантовскую модель ада), но для обыденного сознания это не всегда так.
Рассмотрим значение других грехов в русской национальной картине мира. Так в романе Чернышевского «Что делать?» Рахметов пытается на чуждом ему языке богословия объяснить Вере Павловне суть ее неправоты:
«Теперь, я не говорю уже о том, что вы разрушали благосостояние 50 человек, – что значит 50 человек! – вы вредили делу человечества, изменяли делу прогресса. Это, Вера Павловна, то, что на церковном языке называется грехом против духа святого, – грехом, о котором говорится, что всякий другой грех может быть отпущен человеку, но этот – никак, никогда». Из предыдущего контекста религиозная аналогия может возникнуть все с тем же предательством, о котором уже говорилось как о величайшем из грехов.
Об еще одном грехе говорит Владимир Высоцкий в стихотворении «Про речку Вачу»:
Рупь – не деньги, рупь – бумажка,
Экономить – тяжкий грех.
Ах, душа моя тельняшка –
В сорок полос, семь прорех!
Казалось бы, какое отношение экономия имеет к греху, тем более в наше время, когда наука экономика возведена на пьедестал почета? Но, вероятно, Владимир Семенович имел в виду «экономию» в смысле «стяжательства», которое порой граничит с «алчностью», являющуюся, в свою очередь, грехом. Но эта цепочка смыслов дает нам понять, что автор употребил дефиницию «экономить – тяжкий грех» в ироничном контексте, как будто говоря нам, что не стоит вдаваться в крайности.
Дмитрий Быков в сборнике стихотворений «Военный переворот» упоминает один из грехов – зависть, однако религиозный смысл фразы утрачивается за счет «сравнения важности» грехов.
Ан нету выхода. Ни в той судьбе, ни в этой.
Накрылась истина, в провал уводит нить.
Грешно завидовать бездомной и отпетой
Их доле сумрачной, грешней над ней трунить.
Все в том же сборнике мы видим строки:
Гвозди гнутся под молотком, дно кастрюли покрыла копоть,
Ни по пахоте босиком, ни в строю сапогом протопать.
Одиночество — тяжкий грех. Мне чужой ненавистен запах.
Я люблю себя больше всех высших принципов, вместе взятых.
В русской национальной картине мира нет четко сформированного тезиса «одиночество – есть грех» или «одиночество – не грех», из этого можно сделать вывод о том, что употребление Дмитрием Львовичем такой конструкции сугубо индивидуально. В этом случае слово «грех» нужно понимать в другом, секуляризированном значении. А употребление конструкции «Это – грех», о которой уже говорилось выше, увеличивает воздействие на читателя.
В «Очарованном страннике» Лескова мы можем встретить народное представление о грехе отчаяния: « «Я, мол, молился, да уже сил моих нет и упование отложил«. «А ты, – говорят, – не отчаявайся, потому что это большой грех!»». Эти представления обыденного сознания об отчаянии опираются на религиозное понимание, так преподобный Нил Снайский говорил: «Согрешить – дело человеческое, отчаяться же – сатанинское и губительное; и сам диавол отчаянием низвергнут в погибель, ибо не захотел покаяться».
В романе Виктора Ерофеева «Русская красавица» один из героев пытается дать определение пьянству через понятие греха: «Пьянство — не самый большой грех, если вообще это грех. Это, если хотите, форма всеобщего покаяния, когда церковь загнана в угол и пребывает в стагнации». В русской национальной картине мира с понятием «пьянство» связаны понятия «болезнь», «безумие», «беда» и реже «грех», в котором присутствует смысловой элемент осознанности. То есть, если о пьянстве говорят как о беде или болезни, то имеют в виду невиновность человека в нем, если же говорить о пьянстве как о грехе, то становится очевиден осознанный выбор, отсюда и вина конкретного человека.
В стихотворении Дмитрия Быкова «Избыточность» экспрессивным словом «грех» заменено нейтральное «ошибка» или «недостаток»:
Избыточность – мой самый тяжкий грех!
Все это от отсутствия опоры. Я сам себя за это не люблю.
Автор прибегнул к этому приему, чтобы придать выразительности поэтическому тексту. Можно вспомнить этимологию слова «грех», в которой указывается на изначальное значение «ошибки», «искривления».
Таким образом, понимание «греха» и его категорий в русской национально картине мира во многом опирается на православную традицию, однако в то же время и переосмысливает ее. В рамках тенденции секуляризации концепта «грех», наблюдаются употребление слова в другом смысле, для придания речи выразительности, что характерно для произведений модернизма и постмодернизма.
Часто в текстах произведений русской литературы фигурирует такое понятие, антонимичное понятию «грех», – «безгрешность».
Как уже отмечалось ранее, в православной традиции такое понятие может быть только по отношению к Богу, Богоматери или святым. Отсюда и специфика употребления слова «безгрешность» и однокоренных ему слов: либо в ироничном свете, либо в благоговейном, чтобы подчеркнуть благодетель, граничащую со святостью.
Так в произведении А.П. Чехова «Дуэль» об Иване Лаевском говорится так: «По общему мнению, он был безгрешен, и водились за ним только две слабости: во-первых, он стыдился своей доброты и старался маскировать ее суровым взглядом и напускною грубостью, и, во-вторых, он любил, чтобы фельдшера и солдаты называли его вашим превосходительством, хотя был только статским советником». Не составляет труда заметить, что в данном случае нарушается логический закон тождества. Однако в художественном тексте такое сочетание, представляющее собой оксюморон, используется с целью создания иронии.
В стихотворении А.А. Вознесенского «Ода сплетникам» мы видим следующие строки:
У, сплетники! У, их рассказы!
Люблю их царственные рты,
их уши, точно унитазы,
непогрешимы и чисты.
Слово «непогрешимость» в словаре Ефремовой – «абсолютная, не вызывающая сомнения верность в вопросах веры и морали». Таким образом, здесь мы видим аналогичное несоответствие, вызывающие комизм на грани сатиры.
В «Мертвых душах» Гоголя о Ноздреве говорится следующим образом:
«В картишки, как мы уже видели из первой главы, играл он не совсем безгрешно и чисто, зная много разных передержек и других тонкостей». Здесь мы видим все тоже несоответствие: в азартные игры в принципе нельзя играть, при этом, не согрешив (с религиозной точки зрения). Из этого следует, что несоответствие религиозного и мирского создает экспрессию.
Белле Ахмадулиной принадлежат такие парадоксальные строчки:
Белеть – нелепо, а чернеть – не ново,
чернеть – недолго, а белеть – безбрежно.
Все более я пред людьми безгрешна,
все более я пред детьми виновна.
В этом случае понятие «безгрешности» за счет контекста приобретает характер чего-то недостижимого в жизни, а поэтому фальшивого при попытках «стать безгрешной».
Стихотворение Бродского «Одиссей Телемаку» тоже содержит понятие «безгрешность»:
Расти большой, мой Телемак, расти.
Лишь боги знают, свидимся ли снова.
Ты и сейчас уже не тот младенец,
перед которым я сдержал быков.
Когда б не Паламед, мы жили вместе.
Но может быть и прав он: без меня
ты от страстей Эдиповых избавлен,
и сны твои, мой Телемак, безгрешны.
В данном случае оно употребляется как благоговейное уподобление святости по отношению к сыну.
С категорией греха тесно связаны такие понятия как наказание и искупление. В энциклопедии Кольера искупление трактуется как средство восстановления разрушенного единения Бога и человека и примирения с Богом, а наказание сближается с понятием кары.
Н.С. Лесков в «Очарованном страннике» приводит интересную концепцию Божьего наказания. Офицер вызывает добровольцев на подвиг. Всех убивают. Офицер спрашивает, есть ли на ком-нибудь страшный грех, пусть искупит в бою. После этих слов Иван идет под вражеские пули один и остается жив. Иван в ужасе: его грех (три убийства – монаха, татарина и цыганки) оказался на весах Божия правосудия еще тяжелее, чем он думал, потому что верная смерть его не взяла. Когда его хвалят, он так говорит об этом: «Я, ваше высокоблагородие, не молодец, а большой грешник, и меня ни земля, ни вода принимать не хочет».
Он вопрошает: «В чем твой грех?»
А я отвечаю: «Я, – говорю, – на своем веку много неповинных душ погубил», – да и рассказал ему ночью под палаткою все, что вам теперь сказывал». По мысли героя, Бог дает жизнь и он же ее забирает, а если человек грешен, то он не вправе распоряжаться своей жизнью. Ср.: «Господь не хочет смерти грешника, но чтобы он обратился и жив был» (Ветхий Завет. Книга Пророка Иезикииля, 10-13)».
В «Стихах из черной тетради» Дмитрия Быкова слышится мотив искупления:
И вот осваивает в испуге добычу ворвани и мехов,
И отдает свои косы вьюге во искупленье своих грехов.
В тексте говорится о том, что косы отдают вьюге, стихии, но ничего не сказано о божестве, это наводит на мысли о языческом ритуале искупления.
Покаяние и прощение – еще одни важные составляющие концепта «грех».
Покаяние буквально переводится с древнегреческого как «перемена ума», в православном понимании означает осознание грешником своих грехов перед Богом. Результат покаяния – решение об отказе от греха. Идея исповеди чрезвычайно важна для понимания христианства: Христос в своей проповеди подчёркивал, что спасение даётся только кающемуся.
В «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского можно увидеть проповедь о покаянии Старца Зосимы: « – Ничего не бойся, и никогда не бойся, и не тоскуй. Только бы покаяние не оскудевало в тебе – и все бог простит. Да и греха такого нет и не может быть на всей земле, какого бы не простил господь воистину кающемуся. Да и совершить не может, совсем, такого греха великого человек, который бы истощил бесконечную божью любовь. Али может быть такой грех, чтобы превысил божью любовь? О покаянии лишь заботься, непрестанном, а боязнь отгони вовсе. Веруй, что бог тебя любит так, как ты и не помышляешь о том, хотя бы со грехом твоим и во грехе твоем любит. А об одном кающемся больше радости в небе, чем о десяти праведных, сказано давно».
И. Бродский в стихотворении «Песня невинности, она же – опыта» говорит об идее покаяния, используя метафорическое сравнение с детским наказанием за провинности:
Соловей будет петь нам в зеленой чаще.
Мы не будем думать о смерти чаще,
чем ворона в виду огородных пугал.
Согрешивши, мы сами и встанем в угол.
С помощью этого приема автор добавляет в текст стихотворения грустную иронию.
Если говорить об обыденном понимании отпущения грехов, можно привести строчки Булата Окуджавы:
Умереть – тоже надо уметь,
как бы жизнь ни ломала
упрямо и часто…
Отпущенье грехов заиметь –
ах как этого мало
для вечного счастья!
В данном случае мы видим отражение мирского понимания отпущения грехов.
Константин Симонов написал такие строки:
Я, верно, был честней других,
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.
Лирический герой этого стихотворения говорит о нежелании судить чужие грехи, тем самым, вероятно, интуитивно опираясь на православную мораль. Так апостол Павел говорил: « Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь (Рим.12:19)». Что же касается прощения, то это также подвластно только божественным силам посредством священнослужителей. Из этого примера можно сделать вывод о том, что в православная культура, которая была вытеснена почти на век из русской действительности (а стихотворение написано в советский период), тем не менее оставила глубокий отпечаток в сознании русского человека.
Созвучны этим идеям и строки из стихотворения Владимира Высоцкого «Все ушли на фронт» и Веры Полозковой «Гимн об иных мирах»
За грехи за наши нас простят, –
Ведь у нас такой народ:
Если Родина в опасности –
Значит, всем идти на фронт.
(В. Высоцкий)
Воинам грехи отпущены наперёд.
Им не увидеть больше родимой Спарты.
Я отдала долги. Я открыла карты.
И потому меня больше никто не ждет.
(В. Полозкова)
Владимир Высоцкий в стихотворении «В День, Когда Мы, Поддержкой Земли Заручась…» употребляет словосочетание «простят грех» в секуляризированном значении с оттенком иронии:
Наши будни – без праздников, без выходных, –
В море нам и без отдыха хватит помех.
Мы подруг забываем своих:
Им – до нас, нам подчас не до них, –
Да простят они нам этот грех!
Как уже говорилось выше, в светском, обыденном понимании грех – человеческая слабость. Дериваты слова часто приобретают ироничный, шутливый оттенок, формально это выражено уменьшительно-ласкательными суффиксами. Также дериваты обладают измененной коннотацией. Иллюстрацию названных явлений можно рассмотреть на примере из романа «Что делать?» Чернышевского: «Вера Павловна, мы его еще разберем. В последнее время он, точно, обдумал все умно и поступал отлично. Но мы найдем за ним грешки, и очень крупненькие».
А также в «Ревизоре» Гоголя:
«Городничий. Да я только так заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам – рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело».
Аналогичное явление в «Братьях Карамазовых» Достоевского: «– Это сумления нет-с, что сам в себе я отрекся, а все же никакого и тут специально греха не было-с, а коли был грешок, то самый обыкновенный весьма-с.
– Как так обыкновенный весьма-с!»
Коннотация слова «грех» может меняться за счет сочетаемости слов. Так, в постмодернистском романе Т. Толстой «Не кысь» прилагательное «уцененный», которое обычно вступает в сочетание с конкретными существительными, сочетается с абстрактным существительным «грех»:
«А иные уцелели, сохранились, убереглись от перемен, пролежали без движения за полоской отклеившихся обоев, за отставшим косяком, под прохудившимся войлоком, а теперь вышли, честные и старомодные, попахивающие старинными добродетелями и уцененными грехами».
Это явление переводит лексему грех в категорию конкретных существительных, превращает денотат в предмет антиквариата, лишая при этом сакрального смысла.
В советское и постсоветское время, как уже неоднократно отмечалось, господствует тенденция десакрализации (секуляризации) концепта «грех». В первую очередь это наблюдается в устойчивых выражениях типа «как на грех», «не грех», «греха таить»:
Она кивала, плакала порой.
И вдруг смотрела жалобно на всех:
— Но я люблю… Ужасно… Как на грех!..
И он уж все же не такой плохой!
(Эдуард Асадов «Обидная любовь»).
Или строчки из стихотворения «В землянке» того же автора:
В тишине да на покое
Помечтать оно не грех.
Вот один боец с тоскою,
Глаз сощуря, молвил: «Эх!»
Значение «неправильности действия», «неодобрительной предосудительности поступка» содержится также в фразеологизме «взять грех(а) на душу». Гоголь использует его в «Мертвых душах»:
« – Ну, признайтесь, почём продали мёд?
– Подвенадцати рублей пуд.
–Хватили немножко греха на душу, матушка».
Салтыков-Щедрин в «Господах Головлевых» использует иносказательное сочетание со словом «грех»:
« – Тебе вот «кажется», а поразмысли да посуди – ан, может, и не так на поверку выйдет. Теперь, как ты за ржицей ко мне пришел, грех сказать! Очень ты ко мне почтителен и ласков»;
В словаре Михельсона устойчивое выражение «грех сказать» имеет такие значения: грешно, несправедливо, напраслина.
Однако также много примеров, где слово «грех» не входит в устойчивые сочетания, но таем не менее, теряет свое изначальное значение:
Где-нибудь на остановке конечной
скажем спасибо и этой судьбе,
но из грехов своей родины вечной
не сотворить бы кумира себе.
В этом стихотворении под названием «Песенка о Моцарте» Булат Окуджава для большего воздействия на читателя употребляет слово «грехи» в значении «преступления», «ошибки», «неправильные действия».
Похожее употребление можно наблюдать в «Воскресении» Льва Толстого:
«– Вам же покойнее, только знай получай денежки, а то греха сколько! – послышались голоса.
– Грех от вас, – сказал немец, – если бы вы работали да порядок держали…».
Весьма часто в речи русского человека, а значит и в произведениях литературы слово «грех» используется в значении «нельзя», «то, что не нужно совершать». Такое употребление можно увидеть у Иосифа Бродский в «Песне пустой веранды»:
Знаю и сам я не хуже всех:
грех осуждать нищету. Но грех
так обнажать — поперек и вдоль —
язвы, чтоб вызвать боль».
И у того же Бродского в стихотворении «Сын! Если я не мертв, то потому…»:
Грех спрашивать с разрушенных орбит!
Но лучше мне кривиться в укоризне,
чем быть тобой неузнанным при жизни.
Услышь меня, отец твой не убит.
В.И.Майков еще в XVIII веке пишет сатирическое произведение «Елисей, или раздраженный Вакх», где для создания комического эффекта использует дериват «грешен» в несвойственном ему значении:
Итак, весь оный шум окончен сей войною:
Сержант отдулся тут за всех своей спиною,
Хотя и не был он нимало виноват,
Лишь грешен разве тем одним, что он сержант.
А.А. Вознесенский в стихотворении «Мотогонки по вертикальной стене» использует прием метонимии со словом «грешны»:
Заворачивая, манежа,
Свищет женщина по манежу!
Краги –
красные, как клешни.
Губы крашеные – грешны.
В данном случае срабатывает цепочка стереотипного мышления: красит губы, значит распутная; распутная, значит, грешит; грешит, значит грешная. Если так мыслить, то можно сделать вывод о том, что крашеные губы – признак грешности.
Один из основных признаков постмодернистского дискурса – игра со смыслами и ситуациями. Виктор Пелевин в произведении «Затворник и Шестипалый» демонстрирует нам представление куриц о грехе:
«– Я же, по воле богов и их посланца, моего господина, хочу научить вас, как спастись. Для этого надо победить грех. А вы хоть знаете, что такое грех? Ответом было молчание»
– Грех – это избыточный вес. Греховна ваша плоть, ибо именно из-за нее вас поражают боги. Подумайте, что приближает ре… Страшный Суп?».
Из повествования становится ясно, что постмодернистская ирония деформирует смысл понятия «грех», что соответствует современным тенденциям развития концепта «грех».
Таким образом, можно сделать вывод о том, что концепт «грех» используется в неизменном виде крайне редко, обычно это ситуации, где говорится о религии или загробном мире. Тенденция десакрализации концепта особенно отчетливо просвечивается в текстах современной литературы. Активнее этот процесс происходит в устойчивых сочетаниях, что обусловлено их спецификой. В последнее время, в связи с повышением авторитета церкви, наметился процесс обратный десакрализации концепта «грех», однако в текстах современной художественной литературы это пока слабо выражено.
Библиографический список
1. Барнуэлл К., Дэнси П., Поп Т. Ключевые понятия Библии. В тексте Нового Завета. Словарь-справочник. СПб. Библия для всех, 1996 – 495 с.
2. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и сознание: теоретические разграничения и понятийный аппарат // Язык и национальное сознание: Вопросы теории и методологии. – Воронеж: ВГУ, 2002. – С. 8-50.
3. Сайгин В.В. О понятии «десакрализация концепта» (на примере концепта «грех» в современном русском языке) // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – №2.
4. Буянова Л.Ю., Земскова H.A. Фразеологическая картина мира и культурный код нации: аспекты взаимокорреляции. Фразеологическая картина мира: в 2 ч. Текст / Л.Ю. Буянова, Н.А. Земскова. – Тула, 2002. – Ч.1. –С. 35-39.
5. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов Текст / Пер. с англ. А.Д. Шмелева. – М.: Школа «Языки славянской культуры», 2001. 272 с.
6. Панова Л.Г. Грех как религиозный концепт (на примере русского слова «грех» и итальянского «рессато») // Логический анализ языка: Языки этики / Отв. ред.: Н.Д. Арутюнова, Т.Е. Янко, Н.К. Рябцева. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С. 167–177.
THE ANALYSIS OF THE CONCEPT OF «SIN» IN THE RUSSIAN LANGUAGE
PICTURE OF THE WORLD ON THE MATERIAL OF FICTION
A.N. Klochan, student
Kuban state university
(Russia, Krasnodar)
Abstract. In this article we analyzed the concept of «sin» and identify the main trends of its functioning. The material for investigation was the Russian literature of different periods: from the classical period to postmodernity. The major trend inherent in the concept of «sin» – «the secularization of the concept», characterized by the change of the lexical meaning of a word or its connotation, bringing to the fore the components of the non-religious sense.
Keywords: concept, sin, language picture of the world, tendencies of language secularization.